Неточные совпадения
Я взошел в хату: две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю ее мебель. На стене ни одного образа — дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер. Я
вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, стал раскладывать
вещи, поставив в угол шашку и ружье, пистолеты положил на стол, разостлал бурку на лавке, казак свою на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке все вертелся мальчик с белыми глазами.
Вдруг он вспомнил, что кошелек и
вещи, которые он
вытащил у старухи из сундука, все до сих пор у него по карманам лежат!
Я призвал извозчика и с его помощью
вытащил из квартиры мои
вещи. Никто из домашних не противоречил мне и не остановил меня. Я не зашел проститься с матерью, чтоб не встретиться с Версиловым. Когда я уже уселся на извозчика, у меня вдруг мелькнула мысль.
Люди наши, заслышав приказ,
вытащили весь багаж на палубу и стояли в ожидании, что делать. Между
вещами я заметил зонтик, купленный мной в Англии и валявшийся где-то в углу каюты. «Это зачем ты взял?» — спросил я Тимофея. «Жаль оставить», — сказал он. «Брось за борт, — велел я, — куда всякую дрянь везти?» Но он уцепился и сказал, что ни за что не бросит, что эта
вещь хорошая и что он охотно повезет ее через всю Сибирь. Так и сделал.
Вы и не подозреваете, на какие фокусы человеческое самолюбие способно: вот она считает меня подлецом, за то, что я ее, чужую любовницу, так откровенно за ее деньги беру, а и не знает, что иной бы ее еще подлее надул: пристал бы к ней и начал бы ей либерально-прогрессивные
вещи рассыпать, да из женских разных вопросов
вытаскивать, так она бы вся у него в игольное ушко как нитка прошла.
— Вот здесь… — проговорил Родион Антоныч с подавленным вздохом. — Григорий, ты вынесешь
вещи, — обратился он к следовавшему в почтительном отдалении швейцару. — Или лучше я сам
вытащу чемоданы…
Отпускной мичман беспрестанно глядел, прищурившись, в свой бинокль и с таким выражением обводил его по всем ложам, что, видимо, хотел заявить эту прекрасную
вещь глупой провинциальной публике, которая, по его мнению, таких биноклей и не видывала; но, как бы ради смирения его гордости, тут же сидевший с ним рядом жирный и сильно потевший Михайло Трофимов Папушкин, заплативший, между прочим, за кресло пятьдесят целковых, вдруг
вытащил, не умея даже хорошенько в руках держать, свой бинокль огромной величины и рублей в семьдесят, вероятно, ценою.
Последние тяжелые сборы протянулись, как водится, далеко за полдень: пока еще был привезен тарантас, потом приведены лошади, и, наконец, сам Афонька Беспалый, в дубленом полушубке, перепачканном в овсяной пыли и дегтю, неторопливо заложил их и, облокотившись на запряг, стал флегматически смотреть, как Терка, под надзором капитана, стал
вытаскивать и укладывать
вещи. Петр Михайлыч, воспользовавшись этим временем, позвал таинственным кивком головы Калиновича в кабинет.
Кириллов присел на корточки пред своим чемоданом в углу, всё еще не разобранным, но из которого вытаскивались
вещи по мере надобности. Он
вытащил со дна ящик пальмового дерева, внутри отделанный красным бархатом, и из него вынул пару щегольских, чрезвычайно дорогих пистолетов.
Обыск в
вещах не дал никаких указаний. Из карманов Геза полицейские
вытащили платок, портсигар, часы, несколько писем и толстую пачку ассигнаций, завернутых в газету. Пересчитав деньги, комиссар объявил значительную сумму: пять тысяч фунтов.
Чтобы искупить свои прегрешения, он пускался на отчаянное средство: навешивал на себя все картонки, узелки, пакеты и свертки, брал в руки саквояжи, подмышки два дамских зонтика и превращался в одного из тех фокусников, которые
вытаскивают все эти
вещи из собственного носа и с торжеством удаляются со сцены, нагруженные, как верблюды.
Литвинов снова
вытащил свой чемодан из угла, снова уложил, не торопясь и даже с какою-то тупою заботливостью, все свои
вещи, позвонил кельнера, расплатился и отправил к Ирине записку на русском языке следующего содержания...
И, придя домой, сей озлобленный человек начал совершать странные над собой
вещи: во-первых, еще вечером он сходил в баню, взял там ванну, выбрился, выстригся, потом, на другой день, едва только проснулся, как сейчас же принялся выбирать из своего небогатого запаса белья лучшую голландскую рубашку, затем
вытащил давным-давно не надеваемые им лаковые сапоги.
Помню, что я потом приподнялся и, видя, что никто не обращает на меня внимания, подошел к перилам, но не с той стороны, с которой спрыгнул Давыд: подойти к ней мне казалось страшным, — а к другой, и стал глядеть на реку, бурливую, синюю, вздутую; помню, что недалеко от моста, у берега, я заметил причаленную лодку, а в лодке несколько людей, и один из них, весь мокрый и блестящий на солнце, перегнувшись с края лодки,
вытаскивал что-то из воды, что-то не очень большое, какую-то продолговатую темную
вещь, которую я сначала принял за чемодан или корзину; но, всмотревшись попристальнее, я увидал, что эта
вещь была — Давыд!
— Лифляндский дворянин? — прервал с горькой усмешкой старик, сидевший в карете и терявший вовсе терпение. — Неправда! Лейонскрон из числа тех восьми графов, двадцати четырех баронов и четырехсот двадцати восьми дворян шведских, которых угодно было королеве Христине — не тем бы ее помянуть! —
вытащить из грязи. Надо называть каждую
вещь своим именем; всякому свое, Фриц!
— Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне
вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали
вещи, вырывали серьги…
Весь народ был в поле; и успели спасти только перепуганного идиота да кое-какие
вещи, а сама попадья сильно обгорела, и ее
вытащили чуть живою, без памяти.